Шабаш - это минимум три ведьмы. А две ведьмы - это свара. (с) Терри Пратчетт
Автор: Ангва Убервальд
Фэндом: ФМА
Персонажи: Хавок, Ласт, Мустанг.
Посвящение: Написано для Лорда Нура.
Особое: написано по манге.
читать дальше
Фэндом: ФМА
Персонажи: Хавок, Ласт, Мустанг.
Посвящение: Написано для Лорда Нура.
Особое: написано по манге.
Дневник
читать дальше
Тяжелый путь по жизни нас ведет,
Закон суровый этим миром правит,
Лишь сильный до конца свой путь пройдет,
А слабые в дороге погибают.
Сменяет лето осень каждый год,
Холодным ветром в стаи птиц сбивая,
В далекий птицы собираются поход,
Лишь слабых и беспомощных бросают.
Когда душа устанет от невзгод,
И сердце как стальной пружиной стянет,
Смотрю с тоскою я на синий небосвод,
И птиц покинутых в чужбине вспоминаю.
На юг по небу клин вожак ведет,
К отчизне птиц косяк усталый правит,
В далекий птицы улетают перелет,
Бессильных на чужбине покидая.
Когда в ночи от горьких слез не спиться,
Я часто с грустью и тревогой размышляю,
Что люди тоже, как большие птицы,
От жизни к вечности полет свой совершают.
И в небо дух наш птицею стремиться,
К родным краям летит людская стая,
Пора и мне с землею распроститься,
Но крылья к небесам не поднимают.
Жанна Бичевская «Тяжелый путь»
Закон суровый этим миром правит,
Лишь сильный до конца свой путь пройдет,
А слабые в дороге погибают.
Сменяет лето осень каждый год,
Холодным ветром в стаи птиц сбивая,
В далекий птицы собираются поход,
Лишь слабых и беспомощных бросают.
Когда душа устанет от невзгод,
И сердце как стальной пружиной стянет,
Смотрю с тоскою я на синий небосвод,
И птиц покинутых в чужбине вспоминаю.
На юг по небу клин вожак ведет,
К отчизне птиц косяк усталый правит,
В далекий птицы улетают перелет,
Бессильных на чужбине покидая.
Когда в ночи от горьких слез не спиться,
Я часто с грустью и тревогой размышляю,
Что люди тоже, как большие птицы,
От жизни к вечности полет свой совершают.
И в небо дух наш птицею стремиться,
К родным краям летит людская стая,
Пора и мне с землею распроститься,
Но крылья к небесам не поднимают.
Жанна Бичевская «Тяжелый путь»
«… Заброшенная лаборатория. И гумункул нас сюда с полковником понес. Раскуроченные стены, гниющие остатки или же останки? Лучше не знать…
Я знал, мой взгляд был мрачен, почти испуган… Я чувствовал, как липкий страх медленно обволакивал ноги, а может это лишь грязь, что копошилась, чавкая, на полу? Я слышал рядом злое дыхание полковника и знал: он боится не меньше моего… И паника с победным смехом, что беззвучным скрежетом заставляет душу свернуться в дрожащий комочек, кинулась мне на шею. Но сегодня ей не суждено было испить победный кубок вина. Битву эмоций за мой организм она проиграла с треском. Удивление с хохотом всадило острый кинжал шока в извивающееся тело страха, когда перед нами появилась ты. Солярис… Или же Ласт. Я лишь потом узнал, как тебя зовут на самом деле. А узнал ли? Надеюсь, что, все же, да. Тогда, при наших встречах ты была нежна, словно апрельский бриз проснувшейся весны. Но сейчас в фиолетовых, словно июньская ночь, глазах уже не было летнего тепла. Ты смотрела на нас с презрением и злостью. Ты стояла поодаль на чистом полу, как будто подчеркивая собственное превосходство. Изящные ножки в лаковых сапогах на тоненькой шпильке не касались замаранного пола. Холодная усмешка вдруг коснулась пухлых губ, искажая красивое, совершенное лицо. Но ты все еще была прекрасна мертвенной неживой красотой, что пугает больше, нежели прельщает своим очарованием дыхания Смерти. Ты была хороша прелестью вампира, что заманивает бездушным идеалом в свои сети околдованных людей, которые продают душу за иллюзорный эталон. И я не был исключением, я смотрел на тебя, раскрыв рот в недопонимании происходящего, не принимая суровую реальность как факт. Дурак, идиот! Я так и не научился разбираться в женщинах, а столько лет уже прошло… Вы о чем-то говорили с полковником, а потом в руке Огненного появился пистолет. Я сразу и не осознал, чтоб будет дальше… И грянул выстрел, разрывая мертвецкую тишину нависшего ужаса, что выиграл матч-реванш у удивления с разгромным счетом. Я думал, сердце выпрыгнет из груди, когда я увижу твой труп. Но ты лишь продолжала улыбаться. Ты ведь не человек. Но я не знал об этом тогда, не понимал. А ты сама вскрыла грудную клетку, и вместо сердца я увидел камень, хоть здесь ты не отличалась от других женщин, Солярис, или же Ласт? И даже тут ты была другой – твое сердце сосредоточие силы алхимиков, то, к чему стремились все, сжигая собственную жизнь в горячке вечных исследований.
Я знал, мой взгляд был мрачен, почти испуган… Я чувствовал, как липкий страх медленно обволакивал ноги, а может это лишь грязь, что копошилась, чавкая, на полу? Я слышал рядом злое дыхание полковника и знал: он боится не меньше моего… И паника с победным смехом, что беззвучным скрежетом заставляет душу свернуться в дрожащий комочек, кинулась мне на шею. Но сегодня ей не суждено было испить победный кубок вина. Битву эмоций за мой организм она проиграла с треском. Удивление с хохотом всадило острый кинжал шока в извивающееся тело страха, когда перед нами появилась ты. Солярис… Или же Ласт. Я лишь потом узнал, как тебя зовут на самом деле. А узнал ли? Надеюсь, что, все же, да. Тогда, при наших встречах ты была нежна, словно апрельский бриз проснувшейся весны. Но сейчас в фиолетовых, словно июньская ночь, глазах уже не было летнего тепла. Ты смотрела на нас с презрением и злостью. Ты стояла поодаль на чистом полу, как будто подчеркивая собственное превосходство. Изящные ножки в лаковых сапогах на тоненькой шпильке не касались замаранного пола. Холодная усмешка вдруг коснулась пухлых губ, искажая красивое, совершенное лицо. Но ты все еще была прекрасна мертвенной неживой красотой, что пугает больше, нежели прельщает своим очарованием дыхания Смерти. Ты была хороша прелестью вампира, что заманивает бездушным идеалом в свои сети околдованных людей, которые продают душу за иллюзорный эталон. И я не был исключением, я смотрел на тебя, раскрыв рот в недопонимании происходящего, не принимая суровую реальность как факт. Дурак, идиот! Я так и не научился разбираться в женщинах, а столько лет уже прошло… Вы о чем-то говорили с полковником, а потом в руке Огненного появился пистолет. Я сразу и не осознал, чтоб будет дальше… И грянул выстрел, разрывая мертвецкую тишину нависшего ужаса, что выиграл матч-реванш у удивления с разгромным счетом. Я думал, сердце выпрыгнет из груди, когда я увижу твой труп. Но ты лишь продолжала улыбаться. Ты ведь не человек. Но я не знал об этом тогда, не понимал. А ты сама вскрыла грудную клетку, и вместо сердца я увидел камень, хоть здесь ты не отличалась от других женщин, Солярис, или же Ласт? И даже тут ты была другой – твое сердце сосредоточие силы алхимиков, то, к чему стремились все, сжигая собственную жизнь в горячке вечных исследований.
…………………………..Философский камень………………………………………
Я чувствовал: дыхание полковника участилось, а зрачки расширились. Я знал, что его затопило желание, что не сравниться с жаждой, обуревающей путника в пустыне, притяжением красивой женщины, даже борьбой за жизнь. Это казалось состоянием злого гения, что понял: он близок к собственной изощренной цели. Не хватало лишь зловещего смеха. Это было бы так пошло… Это было бы так к месту…
А потом он потянулся к ее груди… Казалось, будто я в дурном тумане смотрю, как мой начальник трогает мою, пусть и в бывшем, женщину… А она лишь смеялась полу истеричным от злости смехом… Потом был страшный удар когтями. О, и вправду говорят, маникюр женщины – опасное оружие. Никогда не думал, что настолько… Что ж, я вынужден, должно быть, всю жизнь убеждаться в своем незнании прекрасного пола. А Мустанг ударил в ответ. Дым, смог, тяжело дышать. Но мы остались живы, ты же не сгорела. Я чувствовал, что страх, свернувшись в болезненный комок, умирал в конвульсиях, а Рой почему-то внимательно смотрел на обгоревшую дверь.
А потом алхимик сказал: «Когда человек сгорает, от него остается жирный пепел, и губы становятся сальными». Полковник поднес руку ко рту, а я думал, что меня сейчас вывернет. Каково это: почувствовать масляную сажу – единственное, что осталась от бывшей любовницы - на собственных губах? Должно быть, даже последнего некрофила такие мысли заставят передернуться от отвращения, но я же нормальный человек… Слава Ишваре, полковник Мустанг дотронулся губ первым. И его глаза расширились от страха - или от удивления? Не знаю, я не успел понять, ведь из выжженной комнаты вышла ты, возродившись, словно феникс из пепла. Но огненная птица – вестник света, а ты - лишь тьмы, представительница высшей расы: людей без души…
Но видит небо, я был рад твоему второму приходу, и был напуган не меньше. А ты и не изменилась вовсе. Все тоже черное платье, те же красивые плечи, смертельно-опасные ногти, словно копья, и сапоги на каблуках. Даже волосы, и те восстановились. А ведь я снова тобой любовался, хоть и было это верхом извращения, что я только сейчас понимаю. Но таков человек, он просто не может отпустить прошлое, что его и убивает. Почти убила и ты…
Свист рассекаемого выжженного воздуха - но ты не замечала, что здесь нечем дышать – удар, кровь, а потом пришла адская боль… Ты проткнула меня насквозь, словно мертвую бабочку насадила на спицу. Но я ведь был жив!
Я слышал рев, и не сразу сообразил, что это Мустанг. Такой рык могло издавать лишь загнанное в угол перепуганное, доведенное до отчаяния животное. Я только тогда понял, что мы значим для полковника. Каким эгоистичным скотом он не хотел казаться, за каждого из нашей команды, он отдал бы жизнь. И Огненный алхимик, словно разъяренный зверь кинулся на тебя… И вырвал сердце. Если не боль, что пронзила все мои внутренности, меня точно вырвало бы. Однако, сейчас, я лишь усмехаюсь в ненормальной иронии: еще у одной моей женщины ты украл сердце… Только теперь глупые метафоры, и не нужные лирические сравнения были откинуты за ненадобностью жестокой реальностью… Кажется, полковник хотел твоей смертью спасти меня. И боль утихла, ушла, вместе с сознанием и жизнью… Все кончилось, остановилось.»
Я захлопываю дневник. Уже несколько недель я валяюсь на больничной койке, но только сейчас у меня хватило сил написать обо всем, что произошло. Какой сарказм: тетрадка в твердой обложке кончилась на последней фразе, словно с усмешкой сказав: «Это конец!». Я откинулся на подушки, только это мне и остается: лежать, да размышлять. И я понимаю, что слабею. Силы медленно оставляют организм, а мне всего 25 лет!!! Я очень хочу жить дальше, жить нормально, но не могу. Меня постепенно накрывает свинцовой тучей депрессии, а грозу я не переживу. Такое бывает, когда теряешь способность ходить.
Больничный свет, мягкая кровать, теплота и ласка друзей… Я бы все это променял на один единственный шаг. Жестоко, но меня часто посещаю такие мысли сейчас. Особенно усилилось чувство одиночества, отрешенности от этого мира усилилось, когда Роя выписали, а я остался. Он просто собрался и ушел… УШЕЛ СОБСТВЕННЫМИ НОГАМИ!
Медсестра смотрит и вдруг смущенно опускает взгляд, кажется, краснеет. Это, однако, нечестно! Но теперь девушки чаще обращают внимания на меня…
Здоровых всегда привлекают увечия и так же смущают… Кажется, люди испытывают какую-то неправильную, болезненную потребность смотреть на страдающего. Это, словно ты приходишь на похороны просто поглядеть на труп: а ведь таких много… Должно быть, мы просто пытаемся примерить все на себя чужие проблемы, чужую боль, чужую же смерть… Потому что жутко боимся всего этого… А теперь, оказавшись прикованным к постели на всегда я со слезами на глазах вспоминаю и себя в таких же ситуациях. Что я тогда думал? Да то же, что и все, кто смотрит на меня теперь. «Не приведи Господь!». Но мои мрачные, словно заброшенная крепость после кровавого боя, размышления прерывает полковник. Пришел навестить… Странно, он один, похоже, не страдал дурацкой болезнью «пожалей несчастного». И я ему был благодарен, право. Ох, Рой, неужели и ты такой же как и все? Но Мустанг лишь придвинул табуретку и протянул мне красную книжицу.
- Что это? - Моя рука дрогнула, сбитая с курса догадавшимся подсознанием.
- Дневник, я видел, что твой заканчивается, - пожал плечами ты.
О небо, как я был зол на тебя. Мне казалось: ты все это делаешь с насмешкой надо мною. Каким я был идиотом, право, даже подумать стыдно.
- Зачем? – Мой голос холоден, ведь я уже обижен на тебя.
- Не знаю, - ты опустил взгляд, но не в смущении. Ох, если бы ты начал нести высокопарную чушь, я выставил тебя несмотря ни на что, наорал, как на сделавшего лужу щенка, - я просто считаю, что ничего не кончилось. А теперь, мне пора.
Ты встал, сунув пустую тетрадку мне в руки и ушел, а я и «до свидание» сказать не успел. Но я не думал об этом, ведь глаза предательски щипало, а губы дрожали. Ох, как бы я хотел сейчас почувствовать на них твой пепел, Ласт!
Я не понимал, что мне писать, что делать. Единственное, хотелось запустить треклятым новехоньким дневником в стену и посмотреть как странички, словно обиженные журавлики, полетят в стороны, а переплет убитой птицей с глухим стуком упадет на пол... И слезы покатились по щекам. Не зная, возьму ли еще когда-нибудь эту книжицу в руки, я открыл дневник и трясущейся рукой вывел лишь одну надпись посредине первой страницы.
А потом он потянулся к ее груди… Казалось, будто я в дурном тумане смотрю, как мой начальник трогает мою, пусть и в бывшем, женщину… А она лишь смеялась полу истеричным от злости смехом… Потом был страшный удар когтями. О, и вправду говорят, маникюр женщины – опасное оружие. Никогда не думал, что настолько… Что ж, я вынужден, должно быть, всю жизнь убеждаться в своем незнании прекрасного пола. А Мустанг ударил в ответ. Дым, смог, тяжело дышать. Но мы остались живы, ты же не сгорела. Я чувствовал, что страх, свернувшись в болезненный комок, умирал в конвульсиях, а Рой почему-то внимательно смотрел на обгоревшую дверь.
А потом алхимик сказал: «Когда человек сгорает, от него остается жирный пепел, и губы становятся сальными». Полковник поднес руку ко рту, а я думал, что меня сейчас вывернет. Каково это: почувствовать масляную сажу – единственное, что осталась от бывшей любовницы - на собственных губах? Должно быть, даже последнего некрофила такие мысли заставят передернуться от отвращения, но я же нормальный человек… Слава Ишваре, полковник Мустанг дотронулся губ первым. И его глаза расширились от страха - или от удивления? Не знаю, я не успел понять, ведь из выжженной комнаты вышла ты, возродившись, словно феникс из пепла. Но огненная птица – вестник света, а ты - лишь тьмы, представительница высшей расы: людей без души…
Но видит небо, я был рад твоему второму приходу, и был напуган не меньше. А ты и не изменилась вовсе. Все тоже черное платье, те же красивые плечи, смертельно-опасные ногти, словно копья, и сапоги на каблуках. Даже волосы, и те восстановились. А ведь я снова тобой любовался, хоть и было это верхом извращения, что я только сейчас понимаю. Но таков человек, он просто не может отпустить прошлое, что его и убивает. Почти убила и ты…
Свист рассекаемого выжженного воздуха - но ты не замечала, что здесь нечем дышать – удар, кровь, а потом пришла адская боль… Ты проткнула меня насквозь, словно мертвую бабочку насадила на спицу. Но я ведь был жив!
Я слышал рев, и не сразу сообразил, что это Мустанг. Такой рык могло издавать лишь загнанное в угол перепуганное, доведенное до отчаяния животное. Я только тогда понял, что мы значим для полковника. Каким эгоистичным скотом он не хотел казаться, за каждого из нашей команды, он отдал бы жизнь. И Огненный алхимик, словно разъяренный зверь кинулся на тебя… И вырвал сердце. Если не боль, что пронзила все мои внутренности, меня точно вырвало бы. Однако, сейчас, я лишь усмехаюсь в ненормальной иронии: еще у одной моей женщины ты украл сердце… Только теперь глупые метафоры, и не нужные лирические сравнения были откинуты за ненадобностью жестокой реальностью… Кажется, полковник хотел твоей смертью спасти меня. И боль утихла, ушла, вместе с сознанием и жизнью… Все кончилось, остановилось.»
Я захлопываю дневник. Уже несколько недель я валяюсь на больничной койке, но только сейчас у меня хватило сил написать обо всем, что произошло. Какой сарказм: тетрадка в твердой обложке кончилась на последней фразе, словно с усмешкой сказав: «Это конец!». Я откинулся на подушки, только это мне и остается: лежать, да размышлять. И я понимаю, что слабею. Силы медленно оставляют организм, а мне всего 25 лет!!! Я очень хочу жить дальше, жить нормально, но не могу. Меня постепенно накрывает свинцовой тучей депрессии, а грозу я не переживу. Такое бывает, когда теряешь способность ходить.
Больничный свет, мягкая кровать, теплота и ласка друзей… Я бы все это променял на один единственный шаг. Жестоко, но меня часто посещаю такие мысли сейчас. Особенно усилилось чувство одиночества, отрешенности от этого мира усилилось, когда Роя выписали, а я остался. Он просто собрался и ушел… УШЕЛ СОБСТВЕННЫМИ НОГАМИ!
Медсестра смотрит и вдруг смущенно опускает взгляд, кажется, краснеет. Это, однако, нечестно! Но теперь девушки чаще обращают внимания на меня…
Здоровых всегда привлекают увечия и так же смущают… Кажется, люди испытывают какую-то неправильную, болезненную потребность смотреть на страдающего. Это, словно ты приходишь на похороны просто поглядеть на труп: а ведь таких много… Должно быть, мы просто пытаемся примерить все на себя чужие проблемы, чужую боль, чужую же смерть… Потому что жутко боимся всего этого… А теперь, оказавшись прикованным к постели на всегда я со слезами на глазах вспоминаю и себя в таких же ситуациях. Что я тогда думал? Да то же, что и все, кто смотрит на меня теперь. «Не приведи Господь!». Но мои мрачные, словно заброшенная крепость после кровавого боя, размышления прерывает полковник. Пришел навестить… Странно, он один, похоже, не страдал дурацкой болезнью «пожалей несчастного». И я ему был благодарен, право. Ох, Рой, неужели и ты такой же как и все? Но Мустанг лишь придвинул табуретку и протянул мне красную книжицу.
- Что это? - Моя рука дрогнула, сбитая с курса догадавшимся подсознанием.
- Дневник, я видел, что твой заканчивается, - пожал плечами ты.
О небо, как я был зол на тебя. Мне казалось: ты все это делаешь с насмешкой надо мною. Каким я был идиотом, право, даже подумать стыдно.
- Зачем? – Мой голос холоден, ведь я уже обижен на тебя.
- Не знаю, - ты опустил взгляд, но не в смущении. Ох, если бы ты начал нести высокопарную чушь, я выставил тебя несмотря ни на что, наорал, как на сделавшего лужу щенка, - я просто считаю, что ничего не кончилось. А теперь, мне пора.
Ты встал, сунув пустую тетрадку мне в руки и ушел, а я и «до свидание» сказать не успел. Но я не думал об этом, ведь глаза предательски щипало, а губы дрожали. Ох, как бы я хотел сейчас почувствовать на них твой пепел, Ласт!
Я не понимал, что мне писать, что делать. Единственное, хотелось запустить треклятым новехоньким дневником в стену и посмотреть как странички, словно обиженные журавлики, полетят в стороны, а переплет убитой птицей с глухим стуком упадет на пол... И слезы покатились по щекам. Не зная, возьму ли еще когда-нибудь эту книжицу в руки, я открыл дневник и трясущейся рукой вывел лишь одну надпись посредине первой страницы.
"…………………………….Жизнь продолжается………………………………………"
@темы: Фанфики